Седьмой круг [СИ] - Алекс Джиллиан

   Мельбурн забросил друзей и дела, и все свое время посвящал Элизабет. Он не мог насытиться ее обществом, ее телом, ее язвительным и нежным в минуты страсти язычком, ее мелодичным смехом и хрипловатыми гортанными звуками, которые издавала девушка, когда они оказывались в темноте его спальни. Одержимость этой женщиной была сродни неизлечимой болезни, от которой не было лекарства и спасения. Да он и не искал освобождения. Наоборот, Ричард воспринимал каждое мгновение, как радость и подарок, редкостный и недолговечный. Отдавался ей с отчаяньем умирающего, словно ожидал, что каждый миг, каждый вздох и ласка могут стать последними. Элизабет чувствовала в нем эту напряженность, но молчала. Она понимала, что им предстоит разлука, и не хотела отягощать ощущение счастья ненужными и тяжелыми разговорами о будущем. Когда-нибудь им будет больно, но не сейчас. Не сегодня. И ее совершенно не смущало откровенное презрение мисс Митчелл, и других обитателей замка, считающих связь Элизабет и графа непристойной и достойной порицания. Девушка понимала, что они осмелились перешагнуть все допустимые границы, но разве им это впервой? Что значит мнение горстки людей и осуждение общества, если ей по-настоящему хорошо с Ричардом? Ее душа, уставшая от противостояний и ненависти, постепенно отогревалась. Чувства, мысли, желания и мечты, вера в завтрашний день - все, что казалось потерянным и безжалостно украденным - было возвращено. И Лиз не заглядывала внутрь головоломки, в поисках ответов и причин. Она была спокойна и не видела ничего предосудительного в тех чувствах и нежных ночах, что соединяли ее и графа Мельбурна.

   Каждое утро они отправлялись на соколиную охоту, или просто гуляли, катались верхом, отдыхали возле чистого живописного озера, что пряталось за холмом, наведывались в деревни, чтобы пообщаться с крестьянами, выслушать их жалобы или благодарности графу. Несколько раз Ричард возил Элизабет на рыночную ярмарку, и скупал все, на чем останавливался ее взгляд. После обеда любовники возвращались в замок и закрывались в библиотеке, где вместе читали, играли в шахматы или просто разговаривали. Они научили друг друга смеяться и радоваться каждому мгновению нежданно свалившегося на них счастья. О былых обидах не было сказано ни слова. Конечно, Элизабет ничего не забыла, а просто задвинула мрачные воспоминания в долгий ящик, не позволяя темным мыслям испортить перемирие с Ричардом. Он всячески поддерживал ее, не касаясь запретных тем, не задавая вопросов. Возможно, они оба прятали голову в песок и занимались самообманом, чтобы потом расплатиться сполна за свою ложь. Но Элизабет чувствовала, что то, что происходит между ними - хорошо и правильно. Это те отношения, с которых нужно было начать. И она была готова бороться за них, готова забыть.... И не было ничего естественнее и приятнее, чем засыпать и просыпаться рядом с Ричардом, видеть его каждую минуту своей жизни, позволять ему то, от чего потом ее щеки заливал румянец. Ее огорчало только одно - от отца до сих пор не было вестей. Но сейчас она и не спешила покинуть своего похитителя.

   Однако, на десятый день их счастливого соединения, Элизабет Невилл проснулась одна. Она вызвала Дору Морис, и с пристрастием допросила ее. Оказалось, что граф уехал с рассветом на конную прогулку и ничего никому не сказал. Девушка встревожилась, но не придала эпизоду большого значения. Нельзя принадлежать друг другу безраздельно. Но без Ричарда, без его влияния на нее, Элизабет терялась. Она начинала думать и ковыряться в себе. Сомнения, страх и раздражение темной волной поднимались из глубин подсознания и затягивали в свою пучину. Без Ричарда она не улыбалась, лицо ее сразу становилось замкнутым и напряженным. Неудивительно, ведь именно в нем она черпала силы и уверенность. Глядя на его красивое чувственное лицо Лиз забывала обо всем, и поддавалась чарам и обаянию графа.

   Когда солнце оказалось в зените, и утро переросло в полдень, а Мельбурн так и не вернулся, Элизабет больше не могла выдерживать напряжения и тревоги. Она попросила Дору помочь ей одеться и спустилась в конюшни. Оседлав непокорную белую кобылку, Элизабет в одиночестве, вопреки уговорам Роберта, тревожившегося о ее безопасности, отправилась на поиски Ричарда. Бедный Роберт. Отпустив поводья, девушка позволила лошади перейти в галоп. Бедный Роберт. Он больше всех страдал от открытых отношений между его хозяином и пленницей. Холл не говорил ни слова, все было в его выразительных несчастных глазах. На зато Беатрис болтала за двоих. Иногда девушка опускалась до публичных оскорблений, которые грубо и резко обрывал Мельбурн, но он не всегда был рядом с Лиз. И ей довелось услышать немало нелицеприятных откровений о себе самой.

   Элизабет нашла Ричарда на холме, сразу за воротами замка. Это было особенное место. Кладбищенский холм. От Мэри Лиз узнала, что там были захоронены все, кто погиб в ночь, когда Ридсдейл напал на замок.

   Спешившись, девушка встала за деревом, чтобы Мельбурн не заметил ее. Сердце ее болезненно затрепетало. Так вот зачем он уехал. Ричард решил навестить могилы своих родных. Много раз, отправляясь на утреннюю прогулку, они проезжали мимо этого трагического места, но Мельбурн всегда избегал даже беглого взгляда в сторону вершины холма, усыпанной крестами. Но мог ли он забыть.... Страшная неприглядная реальность ворвалась в придуманный солнечный мирок Элизабет, раскрасив небо черными красками. Сколько не закрывай глаза, от правды не убежишь. А его правда, правда Ричарда Мельбурна покоиться под замерзшими землями на вершине холма. Боль всегда будет жить в его сердце, боль и ненависть к тем, кто оборвали жизни любимых и близких людей. И она была все время в нем, спрятанная от Элизабет за каменными стенами его души.

   - Ричард. - одними губами произнесла Элизабет, вцепившись ледяными пальцами в кору дерева. Боль сковала ее легкие , в глазах потемнело. Что это?, спрашивала она себя. Простое человеческое сострадание, и или горечь от осознания, что она теряет его, теряет состояние неведения и слепоты? Девушка смотрела на его ссутулившиеся плечи и поникшую голову. Он держал под уздцы своего жеребца, и не отрывал глаз от одной из могил. Элизабет догадывалась, какой именно. Вся поза графа выражала скорбь и отчаянье, и это не могло не ранить наблюдавшую за ним из-за дерева Лиз. Она не хотела, чтобы он продолжал страдать, но и безумно ревновала к той, что давно нет в живых. Эта женщина приняла страшную смерть, и забрала с собой его сердце и часть души. "Я люблю его" , неожиданно осознала Элизабет. Это открытие ошеломило ее, разбив вдребезги все представления здравом смысле. Была ли ее любовь реальной, или, своего рода, защитной реакцией, которой можно оправдать внезапную капитуляцию? Девушка не знала ответа на этот вопрос, но ее сердце обливалось кровью, когда она смотрела, как мужчина, долгие месяцы измывавшийся над ней, стоит в одиночестве возле могилы своей жены и сына и страдает. Невыносимо просто наблюдать за ним, спрятавшись за деревом, как случайный соглядатай. Душевная потребность быть рядом, поддержать, помочь и защитить толкнула ее вперед. Она не могла, не способна была бросить его во мгле тягостных воспоминаний. Он так долго был один. Ожесточенный, пульсирующий от боли, наполненный яростью и гневом, одержимый жаждой мести. Все, что пережил Ричард - агония, гнев, невыносимые страдания, дикое чувство вины и собственной ненужности - захлестнули и наполнили ее осмыслением. Теперь Элизабет Невилл поняла, кем была для него долгое время. Отражение его ярости, средство от душевной боли, и он сделал все, чтобы приблизить ее к себе, прировнять, разрушить, но когда ему это удалось, он испытал страх и раскаянье, глядя на свое отражение в ней, и попытался спасти. Спасти то, что еще осталось от нее. Ведь, если ему удастся вернуть ее к нормальной жизни, после адских мучений и попыток лишить ее воли, сил и гордости, значит, и для него не все потеряно.